Фантазии фарисеев (механика пророчеств)

Может ли человек в искусстве дойти до освобождения? Или однажны он уйдёт в монастырь обязательно, в религию то есть. Нужно ли оставлять искусство?Ведь есть же пророки в литературе, в живописи. То есть они дошли куда надо?

(из беседы)

Есть достаточно большой список произведений искусств, которые оказались в той или иной степени пророческими. К этому вроде бы как все привыкли, традиционно списывая те или иные совпадения

.

Впрочем, некоторые совпадения уже слишком вопиющи. 

Для примера вспомним хрестоматийный случай с романом Моргана Робертсона «Тщетность», который увидел свет в 1898 году. Описанный в нем корабль назывался «Титан», он имел те же характеристики, описывалась та же причина крушения ( айсберг), трагедия нехватки шлюпок и т.д. Через 14 лет все, что сочинил Робертсон, сбылось в реальности. В таких случаях люди ищут некую формулировку, которая «всё объясняет». Таковой легко становится, как принято выражаться, «гений писателя».

Что ж, после такого «пояснения», даже самые «пытливые умы» должны прекратить докапываться далее указанной глубины. Заметим, кстати, что такое формулировки часто применяются во всяком деле, касающимся тонкого мира. 

Если бы водопроводчик на ваш вопрос о состоянии трубы в вашей ванне ответил что-то о божественной тайне системы слива, вы вряд ли бы удовлетворились такой формулировкой. 

Меж тем, как дело заходит о вопросах значительно более важных для каждого человека – о нашем устройстве, о нашем бессмертии, о том, кто мы такие и зачем мы здесь – мы с лёгкостью сглатываем успокоительные штампы о тайнах бытия, о промыслах, попущениях бесам, успокаиваемся ссылками на книги, которые останавливают наши вопрошания просто потому, что так заведено. 

«Так написано в...»

 Ведах, Талмуде, Евангелии, Коране или в Яндексе – выбирайте на вкус для своего успокоения. Одно произнесение такой мантры начисто вырубает сознание очень многим.

И проблема не в том, что Веды или Библия никуда не годятся. С этими книгами всё в относительном порядке, проблема в том, что подобные тексты родились как способ фиксации устной традиции, существующей изначально как способ передачи божественного знания, данного людям свыше.

И поскольку каждый носитель традиции неизбежно вносил в передаваемый текст своё понимание и свой опыт, а так же учитывал меру сознательности слушающего, традиция жила.

Аналогичным образом некоторое время формировался корпус текстов преданий в христиансиве. Работы Святых Отцов могли бы сохранить традицию, но, к сожалению, эгрогоральные канонические шоры и длительный мрачный опыт войн за правильную веру практически подмяли под себя живое предание. 

Ведическая традиция кажется более живой и разносторонней, к примеру в  корпусе её текстов можно найти самхиты датированные в широком временном диапазоне, весьма терпимые к инакомыслию.

Ведь естественный процесс обновления знания неизбежен при передаче от человека к человеку, или же от Бога к человеку ( откровения, пророчества и т.д.). Но этот процесс замирает, когда источником передачи становится зафиксированный текст, не допускающий новых толкований и дополнений.

Суть процесса передачи духовной традиции в том, что её можно сохранить только постоянно обновляя знание естественным путём взаимодействия учителя и ученика.

Традиция может быть во многом возрождена буквально из пепла, но основании нескольких намёков через непрерывную практику искателя. Через вопрошание, через Призыв, который неизменно рождает Отклик.

На сегодняшний день такое воссоздание изредка проявляется в искусстве, и ещё реже — в «духовке». 

Но, что называется, «по большому счёту» - каждый ищущий обречён пропустить традицию через себя, возродить заново, оправдать каждую букву собственным опытом. И это будет традиция, а не бегство от неё, как это думают фарисеи.

Их способ остановки передачи опознаётся через набор нехитрых форму(лировок) – «как принято думать», «издавна заведено " и т.д. 

Мысль легко прячется за формой изложения, весьма часто позволяя форме полностью подменить её. И вот уже остаётся одна скорлупа, которая хоть и сохраняет связь с идеей её породившей, но связь, ставшую невидимой. Люди упираются в форму(лировку), но не понимают связи с идеей.
Фарисейство в искусстве часто проявляется через безусловный примат техники, мастерства, школы, схемы.

Это наше рассуждение о формах и не свободе людского сознания казалось бы уводит нас в сторону от изначального предмета нашего рассуждения – о пророческой природе творчества. Но меж тем это не совсем так.

Художник (будь то писатель,живописец, музыкант – в общем- кто угодно) занят именно оформлением идеи. 
Работая над воображаемым объектом, человек устанавливает определённую связь между между идеей и формой, которая эту идею проявляет в мире. Творчество этим и характерно – человек учится видеть связи между миром форм и миром идей.

Наступает этап, когда художник подходит к некой достаточно высокой степени концентрации на идее. Оные идеи пребывают в мире тонков, в мире, где форм нет, который ещё можно обозначить как семиосферу – знаковое пространство, усилиями сознания человека проявляющегося здесь, в тварном мире.

Свобода сознания, в частности, определяется и тем, что человек не разрывает связи между идеей и проявленной формой.  Это и есть то объективное искусство, о котором говорил  Г.И. Гурджиев, то искусство, которое в принципе представляет  собой полноценный путь. Примеро такого искусства очень мало. Но оно есть.

Творящий человек избегает любых штампов, не только, разумеется, в искусстве, но и в любой сфере жизни. Обычное же искусство же сродни полигону для отработки навыков удержания этой связи – меж идеей и формой. 

Тут можно даже вывести некоторый лозунг, утверждение вроде того, что плохой художник никогда не станет хорошим священником. 

Тот прискорбный факт, что в священство часто подаются несостоявшиеся художники, слабые музыканты и никчёмные литераторы лишь свидетельствует о том кризисе в котором существует церковь.

Ведь если человек не научился удерживать связь между идеей и формой на полигоне искусства, то уж в полевых условиях быта, он точно эту связь потеряет и обязательно скатится на пустые штампы- псевдообъяснения о «божественном промысле», о «непостижимой тайне», о канонах, о «промыслительных указаниях святых отцов» и т.д.

Откуда, впрочем, взялись эти промыслительные указания он уже понимать не будет. Ведь он никогда не умел творить. Это и есть фарисейство – потеря связи между идеей и формой выражения, власть формы.

Формы, мира форм, причин- следствий, сансары, кармы и т.д. Это не сила следования традиции, это как раз факт утраты всякой передачи. И апелляции к мистической силе апостольского преемства вызывают лишь тяжкий вздох. Передача работает тогда, когда передающему есть, что передавать.

Т.е. фарисей, теряет связь и концентрируется на форме- на правиле, на каноне. И всякий канон, в силу того, что он есть форма принадлежит этому тварному миру форм. А значит не спасает человека, не поднимает его ввысь, к идеям, к Горнему, а наоборот – закрепощает, погружает в сансару. 

Переворот такой происходит мгновенно, человек и сам не замечает, как развитие он вдруг подменил на деградацию, на инволюцию. Это проделывает всякая ортодоксия, будь то христианская, ведическая или коммунистическая.

Важно понимать, что два человека могут стоять рядом, ссылаться на одни и те же слова из Библии или Вед, но в сущности это будут совершенно разные явления — один будет фарисеем, другой - живым носителем знания. И для непробуждённых слушателей, для новоначальных эти два человека будут едва различимы. В этом — трудность пути.

Когда человек успешно развивает концентрацию на связи идеи и формы, он познаёт зависимость формы и сам не принадлежит ей.Это проявляется в любой сфере жизни, не только в искусстве. 

Не концентрируйтесь на форме, ведь она только тень, отражение идеи. Концентрируйтесь на самой идее, на Боге, на Вечном Небе, в общем — на том, что выходит из под словесного определения, и тогда любая форма оказывается доступной и подвластной вам. С этим связана удивительная власть над формами на следующей стадии развития человека.

Во- первых, когда связь между формой и идеей осознана , воображение перерождается. Окончательно освободившись от остатков фантазии, человек понимает, что чистое видение связей идей и форм обусловлено и точно. Воображать, фантазировать, искать связь уже не надо. Она просто есть. Воображение становится иным качеством сознания. Тем, что определяют как интуицию, предвидение, прозорливость. 

Т.е. воображение как таковое есть переходная стадия от фантазии (концентрации на форме) до интуиции (концентрации на идее).

Во-вторых, человек получает возможность менять форму, концентрируясь на содержании и чистоте идеи – т.е. человек начинает лечить силой мысли, исправлять событийные ошибки, к примеру, его молитва начинает «творить чудеса» – т.е. проявлять связь идеи и формы.

Все это достигается по мере исчезновения концентрации сознания и на какой-либо форме. Т.е человек должен не только обрести свободу от материальных форм ( шмотки, машины, чины), но и от форм- паразитов сознания (штампы, ничего не значащие объяснения, догматы и т.д.) 

Нет религии выше истины, и нет свободы вне осознанности.