Жизнь «до» и «после» целей

Смотреть не оценивать, не делить.

Поступки и события. Свои и чужие.
Мысли, идеологии, верования. Свои и чужие.
Эмоции, чувства, желания. Свои и чужие.
Ощущения, внешность, формы. Свои и чужие.
Своё и чужое.
Не делить, не оценивать, просто смотреть.

Смотреть на факты проявленного бытия и, кажется, не и не делать вовсе ничего.
А попробуйте-ка. И выяснится, что задача «не формировать отношения, не разделять» оборачивается ежеминутной и напряжённой работой над собой.

По крайней мере — в первое время.

Ведь каждый мир мы с чем-то отождествляемся, от чего-то отгораживаемся. И нам кажется, что именно таким образом мы формируем некие смыслы, информацию.
На этом, собственно, и держится весь процесс мышления человека. На изначальном сравнении и выявлении различий.
Это семиотический механизм — есть различие — есть информация.

Так нас учили всю жизнь — каждая книжка — от «курочки Рябы» до «Войны и мира» - всё укорененено в сравнение, в конфликт, в различие.

Именно в поиск разности, а не в поиск целостности.
Иначе говоря, именно принцип отпавшего, отделённого от Единого человека и сформировал образ мышления, жизни человеческой.

И чем дальше затягивается этот процесс отпадения от Целого, тем больше различий мы обнаруживаем, тем более информативным ( и информационным на техногенном уровне) оказывается жизнь человеческая.

Ведь сам человек уже не способен обрабатывать все различия, которые он замечает.

Это глобальное обустройство цивилизации принципиально эсхатологично, поскольку говорит о тотальном неминуемом распаде, отпадении, разделении.

И потому, по меньшей мере — в этой логике — информатизация общества — знак последних времён.

Ведь коль скоро, на одном полюсе бытия столь ярко выражается это требование различия, это неизбежное как бы дробление, то должен столь же сильно нарастать заряд и на другом полюсе.

Чем больше обособлений, дроблений смыслов, конфликтно- информативных ситуаций, тем сильнее насыщается энергией и обратный знак — требование единства, деполяризации мира.

И это очень непростой способ быть, который как раз и начинается с той самой способности человека просто наблюдать, фиксировать жизнь личности.

А точнее сказать — жизнь множества различных субличностей, буквально застрявших внутри тела, не знающих иного способа проявления, чем через опыт тела погружённого во время.

Ведь и время, динамизм, движение возможно лишь тогда, когда есть разница между различными состояниями внутри расколотого мира. Когда каждый миг человек сосредотачивается на какой-то ерунде. И в силу этого сосредоточения вдруг обнаруживается разница между одним мигом бытия и следующим — тут жизнь , к примеру, до покупки машины, а тут — после... И вот она — динамика появляется, сюжеты — есть зачем жить, так сказать.

Но это-то и абсурд. Потому, что как только исчезнет разница между жизнью «до» и «после» достигнутой цели, как только станет ясно, что различия ничтожно малы, а отпадения поразительно глубоки, как только станет заметен этот морок, эта пелена различий, так на миг возникнет ощущение вечности.

И в этой вечности, в этом измерении исчезнувшего времени, пропадут цели вечного бега — ведь исчезнет сам смысл различений.

Потому, что знание, гнозис окажется не равен информации эпохи различий.
И как только человек первый раз формирует для себя желание не различать бедных и богатых, здоровых и больных, худых и толстых, сильных и слабых, как только человек постулирует равное отношение, так сразу же он причащается вечности.

Этот этап исчезновения информации кажется сродни смерти, а потому воплощённая личность боится этого требования.
Сама личность не может инициировать своего растворения, а потому все идеи целостного бытия - сущностные. Ведь сущность не исчезает в момент утраты физического носителя. И потому она знает, что гнозис может иметь неполяризованные качества ко всему. Это в каком-то смысле и есть первый урок любви, а не эгоизма.

Так же об этом говорилось тут