Гордон Крэг

16 января 1872 года, у живущих в гражданском браке актрисы Эллен Терри и архитектора Эдварда Уильяма Годвина родился сын — в будущем всемирно известный театральный режиссер и художник Эдвард Гордон Крэг.

Впервые выйдя на сцену в пятилетнем возрасте, к двадцати четырем годам Крэг уже считался одним из самых популярных в Англии актеров, имея в своем репертуаре десятки ролей, среди них — шекспировских Гамлета, Макбета, Ромео, Петруччо. Однако вскоре он предпочел актерское ремесло режиссуре, сценографии и театральной теории. Такие метаморфозы Крэг совершал на протяжении всей жизни, легко и быстро достигая славы и так же легко от нее отказываясь. Он прожил 94 года, и, хотя поставил всего полтора десятка спектаклей (большая их часть к тому же провалилась), по праву заслужил титул подлинного авторитета в театральном мире. Его колоссальное влияние на мировое искусство было в высшей степени бескорыстным. Как писал режиссер Йоханнес Поульсен, ставивший в 1926 году вместе с Крэгом в Королевском театре Копенгагена «Борьбу за престол» Ибсена, в то время как «европейский театр и даже американское кино одерживают победы и загребают деньги на его идеях, он сам ходит в старом пиджаке с пустыми карманами». Потому-то даже уже в начале прошлого века, когда в европейские умы прочно вселились идеи прагматизма, имморализма, «воли к власти» и «сверхчеловека», Крэг воспринимался как некий этический анахронизм.

12th May 1891: Dame Ellen Terry and Mr Gordon Craig (1872 - 1966) the actor and stage designer in the comedy, 'Nance Oldfield'.

Со своей женой - Айседорой Дункан

С 1928 года Крэг, по сути, прекратил непосредственную театральную практику, посвятив свою огромную эрудицию, мощный интеллект и дерзкую фантазию сочинению книг и статей о театре. В издаваемом им журнале «Маски» он писал о матери Эллен Терри, о крестном отце — Генри Ирвинге, о жене — Айседоре Дункан, об искусстве режиссуры, о символизме и пьесах Шекспира. Впрочем, даже просвещенные театралы, спроси их о теории английского гения, скорее всего извлекут из памяти единственный образ: сиротливая, черная фигура среди огромных серых ширм (точнее, экранов — screens) — актер-сверхмарионетка (слово это — «сверхмарионетка» — Крэг всегда писал по-немецки — UBERMARIONETTE, возможно, противопоставляя его ницшеанскому термину UBERMENSCH — сверхчеловек). Кое-кто, чересчур буквально восприняв слова Крэга об «индивидуальностях, восторжествовавших над искусством», даже стал бороться с этими самыми индивидуальностями, будто бы их действительно было слишком много. Впрочем, это было время, когда, по словам Курбаса, чуть ли не все «самые культурные люди возненавидели театр. Гордон Крэг заявляет, что европейский театр в агонии». А рецептом, излечивающим от агонии, Крэг именно и считал сверхмарионетку, которая должна была заменить актера (ведь актерская игра, по мнению удачливого актера Крэга, искусством не являлась).

В 1899 году Крэг сделал первый (из дошедших до нас) эскиз к «Гамлету», в котором уже прозрачно просматривались все мотивы его дальнейшего творчества. Ведь шекспировскую трагедию Крэг называл «мистерией», в которой придворная жизнь становилась Голгофой Гамлета, Фортинбрас вместе со своей армией «должны были напоминать архангелов, а финал пьесы — Страшный суд». Впоследствии он нарисует еще множество мизансцен воображаемого спектакля по этой пьесе, где маленькая, порой похожая на самого Крэга, беззащитная фигурка узника — UBERMARIONETTE — будет судорожно биться между давящих на нее огромных серых стен. Хозяином этой холодной тюрьмы, судя по всему, и представлялся Крэгу UBERMENSCH, «тупица», как называл его сам режиссер, ставя в годы становления гангстерского кино «прямолинейную» антифашистскую «мелодраму» о Макбете, карьера которого органично вписывалась в застенки ширм-экранов. Возможно, самому Крэгу казалось, что в «Макбете» он высказался до конца; во всяком случае, после него он не осуществил больше ни одной театральной постановки, хотя попытки ангажировать его предпринимались достаточно серьезные: Муссолини предлагал ему осуществить монументальное зрелище «Камо грядеши» по роману Генриха Сенкевича в руинах Колизея (вот оно — пространство для истинного мастера соцзаказа!), но Крэг отказался и, спешно покинув Италию, перебрался во Францию; в СССР его пригласили сделать какой-нибудь шекспировский спектакль в не менее монументальном Малом театре, однако, пробыв в 1935 году полтора месяца в Москве, Крэг на постановку так и не сподобился, возможно, потому что, как писали советские комментаторы, ему «не хватало глубины понимания политических и социальных преобразований в нашей стране».

Часто, узнав, что у Крэга нет собственного театра, его поклонники удивлялись: такой умный, тонкий, известный режиссер, а сидит без дела. Сам он объяснял это предельно просто: «У меня никогда в Англии не было своего театра, потому что я был очень «трудным» театральным деятелем и хотел иметь стопроцентную свободу делать то, что нравится, а это полностью противоречило всем понятиям об имущественных правах и т. п.». Впрочем, отсутствие собственного театра не помешало признанию и распространению идей Крэга. Их парадоксальным образом пытались воплотить даже там, где культивировалось удушение столь дорогой режиссеру свободы, — в Третьем рейхе и сталинском социализме, от чьего бессмертного монументального топоса и сегодня стынет кровь. Правда, крэговские тюремные стены-ширмы тут старались превратить в роскошные баррочные экраны.

В 1956 году в жизни Крэга случились два важных события. Сначала королева английская Елизавета, соорудив некий баррочный экран, вспомнила о восьмидесятичетырехлетнем невозвращенце и наградила Крэга — за заслуги в области театрального искусства. Согласно ритуалу, благодарному подданному Ее Величества полагалось приехать за наградой из Ниццы, где он жил, на родину, в Лондон, и произнести для прессы и соотечественников что-нибудь патриотическое. Однако Крэг, сославшись на нездоровье, никуда не поехал. «Весьма польщен, — писал он, — что наша королева пожаловала мне... гм... как это называется». Вскоре «гм... как это называется» привезли в Ниццу и триумфально вручили Крэгу. «Это» оказалось орденом Кавалеров почета.

Возможно, именно «это» — бесконечный экран во всю ширину горизонта! — напомнило Крэгу о том, как в расцвете своего молодого таланта он просил у правительства денег на организацию в Лондоне театральной школы. Тогда ему сказали: «Поставьте что-нибудь, и получите то, что хотите». Он поставил и опять попросил. Ему посоветовали сделать еще один спектакль, и еще один, и еще... Когда же терпение Крэга лопнуло, он выбрал участь изгнанника (в советской прессе таких называли еще «отщепенцами» и «безродными космополитами») и навсегда покинул стены нежно любимого, но такого серого от вечных дождей FATERLAND’а, наговорив ему на прощание правды, то есть всяческих грубостей, дословно — о «глупости отечественной сцены», о «тупости всех соотечественников, причастных к изящным искусствам», об «идиотизме прессы» — и далее в том же духе.

И вот через полвека, словно в насмешку над королевской наградой, Крэг — самовольно! — произвел себя в кавалеры другого ордена: под дурашливым псевдонимом Том Фул (Том Дурак) он выпустил порадовавшую его поклонников «книгу для сумасшедших», в которую вошло 365 написанных им пьес для театра марионеток. Говорят, в своем домике в Ницце до последнего дня жизни он продолжал разыгрывать в собственноручно изготовленных им декорациях кукольные спектакли.