О. Кузьмина Портрет русского скомороха

В многочисленных исследованиях по истории русских скоморохов невыясненным до конца остается вопрос о костюме «веселых молодцев». В данной статье предпринята попытка на основе всех доступных источников (изобразительных, археологических и фольклорных) нарисовать как можно более полный портрет русского скомороха XIV-XV вв. В основу исследования легли новгородские источники и фольклор Русского Севера, поскольку именно Новгород, а затем северные земли стали приютом для скоморохов, изгнанных в XVI веке из центральных русских областей.

Отличался ли костюм городского скомороха по покрою и основным деталям от костюма обыкновенного горожанина и если отличался, то чем?

Для начала разберемся, что представлял из себя костюм обычного горожанина XIV века. Мужской костюм того времени обязательно включал в себя нижнюю рубаху и нижние штаны – своеобразное белье русского средневековья. Доказательства ношения верхней и нижней рубах находим на гравюре из Радзивилловской летописи XV века.

Миниатюра Радзивилловской летописи

Любую одежду в Древней Руси называли «порты» или «портище». А нижнюю одежду, соответственно «исподние порты». В летописи под 1361 годом читаем: "Тут ограбили их татары и телеса их обнажили, и ни осталось на них ни исподних порт" (Рогожский летописец).

Нижнюю рубаху носили, заправляя в нижние штаны. В северных регионах Руси, в том числе в Новгороде, штаны шили короткие, не доходящие до лодыжек. Изображения нижних штанов также можно увидеть на иконах, например на новгородской иконе XV века «Воздвижение креста».

Изображение нижних штанов на иконе Воздвижение креста. Новгород, XV в.

Покрой верхних штанов был идентичен нижним. Поверх верхних штанов наматывались онучи. К ноге онучи притягивались оборами – плетеными шерстяными шнурами.

Фрагмент фрески с изображением скоморохов из Софии Киевской

Способ наматывания онуч на ноги.
Фрагмент иконы «Дмитрий Солунский с житием» XV в.

Исподнюю одежду шили из беленого льна и украшали по швам красной нитью. Красный цвет – цвет огня – считался оберегом от злых сил. Поэтому и покрывали орнаментом-оберегом горловину, низ рукавов, подол рубахи. Сама ткань считалась непроницаемой для духов зла, так как в ее изготовлении участвовали предметы, украшенные магическим орнаментом (трепало, прялка, ткацкий станок). Важно было защитить красной вышивкой те места, где кончалась заколдованная ткань, и начиналось тело человека (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. – М., 1987, с. 465.).

Верхняя рубаха по покрою принципиально не отличалась от нижней, однако шилась она из более богатой, часто цветной ткани – шелка, тафты. Согласно изобразительным источникам, в верхней рубахе ходили, ничего не надевая поверх нее, поэтому украшали рубахи весьма искусно, используя для этого золотой шнур, тесьму, цветные шелковые ленты и цветные нитки для вышивки.

Вообще горожане в XIII—XV веках носили по большей части одежду из крашеных тканей. Из 337 обрывков тканей, взятых для анализа в Новгороде из слоев этого времени, оказалось 262 красных (202—киноварного и 60—карминного цвета), 40 черных, 20 желтых, 13 зеленых, 1 синий и только 1 белый. В шелковых цветных рубахах скоморохи изображены на ряде миниатюр и икон.

Так на новгородской иконе XV века «Бичевание Христа» скоморох пляшет в цветной шелковой рубахе. Рубаха короткая, до колен, в такой удобно плясать. Ворот круглый без разреза. По низу рукавов и вороту рубаха отделана лентой.

Скоморох с бубном. Фрагмент иконы «Бичевание Христа» – Новгород, XV в.

Миниатюра из Радзивилловской летописи XV в.

На миниатюре Радзивилловской летописи «Игрища славян» плясуны и музыканты одеты в короткие цветные рубахи, отделанные тесьмой по вороту, рукавам и подолу.

Рубаха подпоясывалась тесмяным поясом из шерстяных ниток, плетенных на дощечках. На Руси появиться без пояса на людях считалось позором. Пояс был охраной и оберегом. Пояс-круг защищал человека от недобрых сил, обозначал принятие человека в мир людей и приятие им мира.

Пояс завязывался на два узла на животе. Узел — это союз, жизнь. Одним узлом завязывали пояс только на покойнике для перехода в иной мир. Состоятельные горожане носили кушаки – длинные, широкие пояса, обхватывающие талию несколько раз. Такая манера ношения кушака (узел и свисающие кисти спереди) видна на скульптуре мастера Авраамия на Сигтунских вратах Новгородской Софии.

Фрагмент автопортрета мастера Авраамия. Магдебургские врата Софийского храма,
XIV в. Новгород

Для Новгорода XIV века все еще характерно двоеверие – сочетание языческих и христианских представлений и символики. Поэтому кроме православного креста люди носили множество подвесок-оберегов. В славянской традиции было принято ношение оберегов не только на шее, но и на поясе. Наиболее популярным мужским оберегом были когти и клыки диких животных. По законам первобытной магии часть тела животного заменяла целого зверя и обладала такой же охранительной силой. Такие обереги сохраняли магическое значение и в позднем средневековье. Так, в погребениях ХV-ХVI вв. в Латвии находили когти и зубы медведя. Подвески, сделанные из зубов или костей животных, имели в Древней Руси широчайшее распространение. Наиболее многочисленны подвески из просверленных клыков медведя. Кроме того, медведь считался священным животным, ведь именно в медведя превращался языческий бог Велес. Велес особо почитался скоморохами. Он считался покровителем музыкантов, именно Велес назван предком легендарного певца Бояна в «Слове о полку Игореве».

Кисти пояса скоморохи украшали бубенчиками. В Новгороде археологи находят бубенчики в слоях с X по XV вв. Одни из них использовались как привески к одежде, другие могли входить в комплект музыкальных погремушек. Манера привешивать бубенчики к поясам во время языческого праздника «русалий» сохранилась до XIX в. в Белоруссии.

Бубенчик или шарок. Экспонаты Новгородского исторического музея

На скоморохах из новгородской и псковской псалтирей XIV века одеты рубахи, длиной выше колена с воротником-стоечкой и с разрезом посередине до пояса. По краям разреза нашиты горизонтальные петли из красного шнура. Выше локтя рукава рубахи подхвачены браслетами-оплечьями. Застегивались такие рубахи на литые пуговицы.

Изображение скомороха. Псалтирь собр. Фролова XIV в.

Гусляр. Инициал псковской Псалтири ХIII—XIV веков.

Верхнюю рубаху подпоясывали не только тесмяным, но и кожаным поясом с накладками. Обрывок такого пояса с накладками в форме человеческих личин хранится в Новгородском историческом музее.

Пояс с личинами, Новгород, XV в.

На поясе вешали кожаную сумку-калиту, поскольку карманов в то время еще не изобрели. Калиту подвешивали к поясу на шнурках. Такой способ ношения калиты подтверждается и изобразительными источниками и археологическими.

Всадник с калитой на поясе. Инициал Новгородской рукописи XIV в.

На голове мужчины носили шапку. Наиболее распространенной формой шапки в XIV-XV веках был колпак, высокий, кверху суживавшийся. Внизу у колпака делались отвороты с выпушкой цветной ткани или меховой опушкой. В таких головных уборах изображены горожане на большинстве икон и гравюр Новгорода. На большинстве изображений скоморохов XIV в. их колпаки украшены бубенцами, мехом или пышными плюмажами то ли из перьев, то ли из листьев и трав.

Гусляр в колпаке с меховыми отворотами. Инициал с новгородской рукописи XIV в.

Обувались горожане в исследуемый период в сапоги или чоботы (башмаки, черевья) из кожи. Зачастую обувь украшали вышивкой, аппликацией или тиснением. Скоморохов обыкновенно изображали в красных сапожках или башмаках. Возможно, скоморохи привязывали к своим башмакам бубенчики, как позже это делали болгарские «русальцы», которые подвешивали к поясу и к обуви звоночки, звенящие при ходьбе и танце.

Мужчины в башмаках. Инициал из новгородского Микулина евангелия XIV в.

Итак, рассмотрев новгородские изобразительные источники XIV-XV веков, можно придти к выводу, что костюм скоморохов действительно почти не отличался от костюма обыкновенных горожан. Особенностью была лишь длина одежды. Скоморохи всегда одеты в очень короткие рубахи, это и понятно, ведь в длиннополом наряде «веселым молодцам» было бы неудобно плясать и выделывать замысловатые коленца. Но короткополую одежду в то время носили не только скоморохи, но и воины в походе, и ремесленники во время работы. Длинные рубахи были праздничной одеждой горожан.

В ряде источников костюм скоморохов подчеркивается как особенный, с первого взгляда указывающий на профессию «игреца». Так в повести «О пляшущем бесе» рассказывается, как однажды старцу явился отрок в «скомраш одежде», который начал плясать, а потом спросил: «Старче! Добро ли я пляшу?». В указе царя Алексея Михайловича от 1648 г. говорится: «… и накладывают на себя личины и платье скоморошеское». Богатырь Добрыня Никитич в былине «Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича» одевает платье скоморошеское, идет на пир ко князю Владимиру, и там его никто не узнает.

Можно предположить, что костюм скомороха включал в себя обязательную маску, или какой-то несложный грим (чтобы не узнали), а так же некие атрибуты, присущие только скоморохам и не встречающиеся в обычном светском костюме. «Умысли сатана, как отвратить людей от церкви и, собрав беси, преобрази в человеки, и идяше в сборе велице упестрене в град, одни бияху в бубны, другие в козици и в сопели сопяху, иные же возложиша на лица скураты (маски, «хари» - прим. авт.) и деяху на глумленье человеком. И многие оставившие церковь, на позор (зрелище – прим. авт.) течаху и нарекоша игры те — русальи». (Пролог XV в. - Православный собеседник, 1810, XI, с. 253).

Маски из кожи находят в Новгороде в слоях XIII-XIV вв. Судя по дырочкам на краях найденных масок, они обшивались мехом или материей, чтобы придать облик животного или мифического существа. Маски надевали во время зимних святок и на летние праздники – «русалии», то есть на Троицкую неделю. Маскарады продолжались все зимние святки (болгары называют их «погаными», т. е. языческими днями), приобретая особый разгул во вторую их половину — от 1 по 6 января, в «страшные» велесовы дни. В масках производились различные обрядовые действа.

Святочная кожаная маска медведя. Новгород.

Во время языческих праздников - русалий и колядок скоморохи «рядились» в звериные шкуры, маски, а так же в женскую одежду. В таких ритуальных действах сохранился языческий мотив оборотничества. В 23 правиле Номоканона запрещались игры и пляски, различные виды ряжения: «… или во одежду женскую мужие облачаться, и жены в мужескую; или наличники, яко же в странах латинских зле обыкше творят, различная лица себе притворяюще». Источник XVI века «Поновление священноинокам» так же свидетельствует, что на игрищах мужчины переодевались в женское платье и наоборот: «грех есть мужам в женской одежде ходить, играя, или женам в мужской. Епитимья - 7 недель, поклонов по 150 на день».

Кроме упоминания масок в процитированном выше отрывке из Пролога обращает на себя внимание следующая фраза: «идяше в сборе велице упестрене в град». То есть, скоморохи-музыканты вошли в город пестрой толпой. Манера городских оседлых скоморохов одеваться очень ярко и модно подтверждается фольклорными источниками. Так в песне представлен образ нарядного, уверенного в себе скомороха-вора:

Вдоль по улице молодчик идет.

Вдоль по улице удаленький.

Как на молодце смур кафтан,

Опоясочка шелковая.

На нем шапочка бархатная,

А околышек черна соболя,

Сапожки сафьяновые,

Рукавички барановые,

За них денежки не даванные –

Со прилавочка украденные.

Под полою он гусли несет,

Под другою – дуду-загуду.

Н.Ф Финдезен заметил по поводу изображения гусляра в Евангелии 1358 года: «Костюм (темно-синий кафтан, красные сафьяновые сапоги и головной убор), приплясывание и дополнительная надпись «Гуди гораздо!» именно говорят за то, что в данном случае мы имеем перед собой изображение поющего, играющего и пляшущего скомороха». В начале XVII в. придворных потешников и музыкантов награждали отрезами синей и голубой материи для кафтанов, вероятно, соблюдая традицию, а также красными сапогами и колпаками. При этом иностранных музыкантов награждали иначе. Интересно, что и в сказочных концовках рассказчик награждается синим кафтаном, красными сапогами или башмаками, красным колпаком: «А мне дали красный колпак, как зачали меня в шею толкать, а дали мне синий кафтан; ворона летит, говорит: «Синь кафтан!» А я думала: «Скинь кафтан», - взяла и скинула». По-видимому, атрибутами скоморошьей одежды могли награждать только скомороха (Власова З.И. Скоморохи и фольклор. – С-Пб, 2001, с.415).

Другой отличительной особенностью костюма скомороха были шумящие привески – бубенчики и колокольчики. В репертуар скоморохов несомненно входили плясовые наигрыши и собственно пляска, изначально ритуальная. «Всяк спляшет, да не как скоморох». Плясовой игре скоморохов придавали чудодейственную силу. Перед ней никто не мог устоять.

А я буду с вами играти,

Танцевати, танцевати!

Для вас гусли заиграют,

Заиграют, заиграют!

Резвы ножки затопают,

Затопают, затопают,

У рук пальцы защелкают,

Защелкают, защелкают!

(Шемякина Е.П. Фигура скомороха в русском фольклоре Удмуртии // Фольклор народов РСФСР. Межвуз. сб. Уфа, 1982, с. 78.)

Звон подвесок должен был, по языческим поверьям, отгонять от людей злых духов. Таким образом, пляска с колокольчиками – изначально колдовское действо.

Поскакать бы, поплясать с колокольчиками,

С колокольчиками, болобольчиками,

Ах, станем говорить, выговаривати,

Черно на бело выворачивати.

(Власова З.И. Скоморохи и фольклор. – С-Пб, 2001, с. 326)

В плясках-наигрышах, песнях-небылицах скоморохов правда оборачивается сказкою, черное – белым, зло – добром… Скоморохов называли «ведающими людьми», им приписывали хранение стародавней языческой мудрости.

Болгарская этнография сохранила сведения о ватагах «русальцев», проводивших игрища русальной недели. Обязательной принадлежностью русалий являлись священные жезлы-тояги в 1-1,5 м, глиняный сосуд со священными травами, разбиваемый ударом жезла в конце обряда, и чара с чесночным настоем, который пили русальцы во время исступленного ритуального танца. Этот же настой давали пить больным для исцеления. Почитание чеснока засвидетельствовано древнерусскими поучениями. Русальцы надевали венки, увитые самовильскими цветами, и подвешивали к поясу и к обуви звоночки, звенящие при ходьбе и танце.

Непременным участником русалий являлся флейтист («свирец», «свирач»), знающий особые русальские мелодии. Дружины русальцев переходили из села в село по кругу — так, чтобы к концу русальной недели вернуться в то село, где проживал главарь ватаги. «Там, где они прошли, нивы цветут и обещают хороший урожай». Во всю русальную неделю русальцы не крестились и не молились по-христиански ни при каких обстоятельствах. Русальские «игры» состоли в хороводах («хоро») и разнообразных танцах и прыжках (в Стоглаве — «плясание и скакание»). Танцы велись в быстром, бешеном темпе. Зрителям казалось, что русальцы не касаются земли. Главным мотивом являлись «разнообразнейшие формы извивания» (вспомним бичуемое русскими церковниками XI—XII вв. «многовертимое плясание»). Пляска сопровождалась восклицаниями, вскриками. Игра завершалась тем, что русальцы доходили до исступления и падали без чувств. Самая темпераментная заключительная самовильская мелодия называлась «флоричика», подчеркивающее аграрно-магический облик русальских игр.

Действия волхвов напоминают шаманские. Можно предположить, что и скоморохи знали шаманские приемы и применяли их в своих выступлениях.

«Играния бесовские» очень хорошо описаны в «Слове святого Нифонта о русалиях», написанном (на основе греческого жития) в Ростове в 1220 г. На городской площади около церкви Нифонт встретил 12 русальцев, возглавляемых «унылым и дряхлым» старцем; затем он увидел музыканта-флейтиста, «скачя с сопельми и с ним идяше множество народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху... влекомы в след сопелника». Горожане давали деньги музыкантам. Святой Нифонт «бе одержим великою печалью о таковей погибели... и моляшеся остати всем игр бесовъскых,— наипаче же свое имение дают бесу лукавому, иже суть русалия иние же скоморохом».

Инициал «В» Псалтири 1395 г. из Онежского Крестного монастыря образован фигурой удалого скомороха – «плясца» в желтом колпаке и красных сапожках, который танцует на коленях, хлопая в ладоши. «Дланми плескание» во время пляски имело не только музыкально-ритмическое, но и магическое назначение: духовенство осудило их как явный языческий обычай. На других новгородских инициалах рукописей XIV в. изображены скоморохи, пляшущие так, что их ноги не касаются земли. От их пляски вокруг прорастают травы и цветут цветы. Возможно, на инициалах изображены именно русальские танцы.

Скоморох с жезлом и птицей. Псалтирь XIV в. Новгород.

Навершие новгородского жезла

К атрибутам скоморохов можно отнести своеобразные жезлы, аналогичные болгарским тоягам или похожие на жезлы шутов Западной Европы. В Новгороде в слоях X — начала XIV века в развалах жилых домов и надворных построек найдены тонкие деревянные стержни (длина от 30 до 50 см) со скульптурными мужскими головками на конце. Некоторые из этих «идолов» очень напоминают шутовские жезлы-мароты. Возможно, загадочные булавы и стержни из Новгорода с фигурными навершиями в виде человеческих, звериных и птичьих головок носили ряженые участники массовых «игрищ неприязных», после чего прятали в избах до следующего праздника. В церковных запрещениях не раз упоминаются «позорные блудные орудия», которые скоморохи носили в руках – «срамная в руках носяще». Возможно, речь идет именно о жезлах, которые изначально могли относиться к фаллическому культу, культу плодородия.

Аналогичные новгородским «домовым» деревянные палочки со стилизованной головкой человека на одном конце обнаружены под углами срубных построек XII—XIII вв. в Риге, что свидетельствует об их ритуальном назначении (жертвоприношения при строительстве нового дома). Палка с вырезанной человеческой головой и бубенцами была атрибутом и армянских шутов (В.П. Даркевич Народная культура средневековья. – М., «Наука» 1988).

Однако, в слоях XIV века в Новгороде уже не находят во множестве жезлов с фигурными резными навершиями. Исключение – отдельные единичные находки. Возможно, это связано с ужесточением борьбы против языческих обрядов. В середине XIV веке при новгородском архиепископе Моисее, построившем за счет софийской казны 13 церквей в Новгороде и дважды в пору народного брожения вынужденном оставлять кафедру, церковь вела наступление на все виды отклонений от православия, как в сторону прадедовского язычества, так и в сторону только что возникшей ереси стригольников. В 1358 году новгородское духовенство добилось того, что «новогородци утвердишася межи собою крестным целованием, что им играная бесовскаго не любити и бочек не бити». (Полное собрание русских летописей, т. X, с. 230).

Возможно, в результате этих гонений на язычество жезлы постепенно упрощаются и с XIV века в ритуалах русалий используют только нерукотворные палочки с сучком на конце. Таковых в Новгороде находят множество, но их атрибутика, естественно, невозможна.

Еще одним атрибутом ритуальных плясок скоморохов был рог для питья или чаша. Танцы с сосудами с хмельным обрядовым зельем были связаны с магией вызывания дождя, с обрядами плодородия. «А друзии верують в Стрибога, Дажьбога и Переплута, иже вертячеся ему пиют в розех… и тако веселящеся о идолах своих,» - говориться в «Слове Иоанна Златоустого».

Ритуальные пляски с магическим напитком совершались и на свадьбах. В «Слове о том, како погани суще языци кланялися идолам» описывается свадебный ритуал славян, во время которого «въкладываюче срамоту и чесновиток в ведра пьют». О том же обряде идет речь в «Слове некоего христолюбца»: славяне совершали браки «с боубны и с сопельми, и с многыми чюдесы бесовскыми»; «устроивьше срамоту моужьскую и въкладывающе в ведра и в чаше, пьют и, вынемьше, осморкывают, и облизывают, и целоуют» (Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь, с. 374-375 и 385).

В инициалах новгородских рукописей и на русальских браслетах можно найти яркие иллюстрации таких ритуальных плясок.

Инициал «Х» Псалтирь XIV в. Новгород

Инициал «Х» Псалтирь XIV в. Новгород

Изображение русалии на рязанском створчатом браслете.

Здесь следует отметить особый строй народных праздников, включавших в себя и серьезную и смеховую части. В одной из работ А. Д. Авдеева можно прочитать следующее: «Многие исследователи давно отмечали, что при отправлении обрядовых церемоний наряду с действующими лицами, так сказать серьезного, обрядового порядка, на стадии распада первобытнообщинного строя выступают специальные комические персонажи, которые пародируют обрядовое действие, перемежают его шутками и буффонадой, стремясь вызвать смех у присутствующих зрителей». (А. Д. Авдеев. Маска и ее роль в процессе возникновения театра. - М., 1964, стр. 4, 5.)Эти комические персонажи были, как правило, в масках.

Комические персонажи в масках, сопровождавшие серьезные обрядовые действия у восточных славян, по мнения А.А. Белкина - и есть будущие скоморохи. В языческие времена скоморох пародировал действия волхва или жреца. После принятия христианства скоморохи принялись пародировать новых служителей культа – христианских священников. Сохранилась даже пословица: «Где поп с крестом, там и скоморох с дудой». Но служители церкви, в отличии от языческих жрецов, подобные действия стали воспринимать как глумление и преследовать. «Скоморох попу не товарищ!». В сборнике XIV в. «Золотая цепь», в перечислении дел «иже не велит Христос святии отступити», наряду с насилием, разбоем и чародейством упоминаются «бесовскыя песни, плясанье, бубны, сопели, гусли, пискове, игранья неподобныя». Преподобный Максим Грек в «Слове против скоморохов» пишет, что скоморохи «научени быша от самех богоборных бесов сатанинскому промыслу, по нему же им убо изобилые брашен и одеянии добывают человекоубийця беси, а веселящимся о бесовьскых играниих душевную пагубу и муку вечную приготовять».

Такое резко отрицательное отношение к «игранию» и музыке можно объяснить тем, что музыкальная игра создавала свой собственный порядок, не нуждающийся в божьем порядке. Свобода творчества в народных праздниках слишком резко контрастировала с размеренным распорядком жизни, который стремилась навязать людям православная церковь.

Многочисленные церковные запреты и обличительные повести сохранили нам названия разнообразных музыкальных инструментов скоморохов. Так в истории падения преподобного Исаакия Печерского, в момент обольщения бесы «удариша в сопели и в гусли и в бубны и начаша им играти и утомивше и оставиша и живного и отидоша поругавшеся ему». «Смеха бегаи лихаго. Скомороха... и гудця и свирця не уведи в дом свои глума ради», - таково, одно из наставлений Георгия, черноризца Зарубской пещеры, своему духовному чаду в ХIII веке. В 92 главе Стоглавого собора запрещению подверглись «гусли, и смыки, и сопели, и всякое гудение и глумление и позорище и плясание».

Письменные источники подтверждены археологическими. В Новгороде в культурных напластованиях Х - ХV веков во всех древних концах города было обнаружено большое число обломков и деталей различных музыкальных инструментов. Это всевозможные погремушки, колотушки и трещотки, металлические привески-амулеты, боталы, бубенцы, колокольчики и варганы, костяные брунчалки и глиняные свистульки, деревянные сопели, нескольких разновидностей гуслей и трехструнные и однострунные гудки, на которых играли смычком.

Во всевозможных изображениях начиная с ХII века, гуслями владеет добрый молодец. Для женщины играть на гуслях было бы кощунством с точки зрения обрядности. Без "молодцев преизрядных" невозможна была гусельная игра "под драку", во время которой в пляске, постепенно переходившей в обрядовый кулачный бой, выказывалась удаль молодецкая.

Сопель, гусли и гудок (смык). Реконструкция профессора В.И. Поветкина (Центр музыкальных древностей, Новгород. ).

В борьбе церкви со скоморохами пострадали в первую очередь музыкальные инструменты. В «Памяти» верхотурского воеводы Рафа Всеволожского приказчику ирбитской слободы Григорию Барыбину от 13 декабря 1649 г. читаем: «А где объявятся домры, и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие гудебные бесовские сосуды, и тебе б то вся велеть выимать, и изломав те бесовские игры, велеть жечь…»

В центральных губерниях Русского государства традиции игры на гудках, гуслях, варганах, сопелях были буквально выжжены. Скоморохи бежали на север Руси. Новгород – столица русского скоморошества и его последний оплот сохранил до наших дней репертуар скоморохов и их «гудебные сосуды». Музыкальные инструменты Древнего Новгорода восстановлены в новгородском Центре культуры В.И. Поветкина. «Музыкальные древности».

Академик В.Л. Янин сказал однажды, что «Новгород – наш последний шанс узнать достоверную историю Руси…» Добавим – и достоверную историю русского скоморошества тоже.

Кузьмина Ольга Владимировна, историк
Г. Пенза
______________________

Материал с сайта sura.ru