Skip to Content

Шаманизм эвенков

Наиболее ранние историко-этнографические источники, сообщающие нам среди прочего сведения по шаманству народов Сибири, еще не исчерпаны и не изучены полностью. При внимательном изучении, а при необходимости и при лингвистической обработке, такие материалы могут стать источником поистине уникальных сведений. Примером здесь могут служить материалы по шаманству эвенков и эвенов, собранные в 40-х годах XVIII века Я.И.Линденау на Охотском побережье – эти тексты были доступны исследователям в рукописях на немецком языке, в 1983 году они были изданы в переводе на русский язык, однако даже после этого они длительное время не привлекали внимания специалистов по духовной культуре[1]. После внимательного изучения текстов, записанных Я.И.Линденау на языках оригиналов непосредственно при исполнении обрядов, из материалов Линденау был извлечен ряд эвенкийских ритуальных заклинаний, относящихся к нескольким обрядам, а также целый шаманский ритуал на эвенском языке, по непонятным причинам помещенный автором в раздел, посвященный описанию тунгусов (эвенков) Удского острога. Этот ритуал, насколько можно судить, дал в распоряжение исследователей своеобразную энциклопедию шаманских духов, в которой по порядку их перечисления отразилась иерархия этих духов, а также позволил установить, к кому из сверхъестественных существ мог обращаться шаман при исполнении камлания[2].



Шаман у дерева с изображениями духов-помощников. Эвенки. Енисейская губ., Туруханский край. Начало XX в.

Предметом настоящей работы является историко-этнографический источник, сообщающий сведения об эвенках и относящийся к 1789–1790-м годам. Это так называемое «Описание Тобольского наместничества»[3], представляющее собой комплексную характеристику определенной административной единицы Сибири. Составленное по стандартному вопроснику, «Описание...» дает подробную характеристику природно-климатических условий территории, ее природных ресурсов и полезных ископаемых, населенных пунктах, а также об этническом составе, занятиях, быте и культуре населения данной территории. Применительно к территории, охваченной «Описанием Тобольского наместничества», его предметом являются «остяки» (ханты), «самояди» (ненцы), «тунгусы» (эвенки) и якуты. Хотя со времени издания «Описания» прошло уже почти 20 лет, оно пока так и не привлекло внимания этнографов, занимающихся проблемами духовной культуры эвенков. Наряду с этим изданием остались без внимания и еще два ценных источника по этнографии народов Сибири XVIII века, изданные в 1970-е-1980-е годы, которые весьма интересно привлечь в качестве сравнительного или дополнительного материала к сведениям «Описания Тобольского наместничества». Это «Описание...» содержит поистине уникальные материалы и ценные сведения о материальной и духовной культуре эвенков. Помимо стандартных характеристик одежды, занятий, норм семьи и брака, религиозных воззрений, «Описание» содержит уникальные сведения о некоторых аспектах культуры эвенков. Например, в числе прочего оно включает в себя подробное описание облавной охоты эвенков[4].


Непосредственный предмет нашего внимания представляют собой те фрагменты «Описания Тобольского наместничества» которые посвящены шаманству эвенков. Помимо того, что неоспорима ценность «Описания...» как нового, почти неизвестного ранее источника фактического материала, данный источник представляет значительный интерес в плане систематизации наблюдений составителя. Неизвестный нам наблюдатель, давший описание шаманских ритуалов эвенков, не только представил нам характеристику шаманского костюма эвенков, цели и основные черты ритуала шаманского камлания. Как мы можем судить, автор этого «Описания...» в отличие от многих своих современников-путешественников и исследователей сумел довольно глубоко разобраться во многих сущностных чертах шаманских ритуалов эвенков. От его внимания не ускользнули такие особенности действий шамана, как своеобразная актерская игра шамана в отношении мотива совершения ритуала, имитационный характер экстатического состояния, а также, как можно выразиться, своеобразные семиотические манифестации мировоззренческих представлений, которые были реализованы эвенкийским шаманом в исполнении нескольких ритуалов.



Костюм сибирского эвенкийского шамана
Вот как в «Описании...» излагаются мотивы шаманского ритуала, одежда шамана и совершение камлания: «Если у ково што потеряется, или шаман узнает у ково есть хорошей олень или какой зверь, то соберет людей, надевает на себе особливаго роду колчугу с побрекушками и бляхами, на коих змеиные головки, бьет в бубен, скачет около огня, крича гой, гой, и предстоящие также ему подгаласничивают, а потом вытаравши глаза падает на землю хрыпя, из роту пена, по некоем време встанет, озиратся на все стороны, позевает как бутто был в великом исступлении, потом встанет и сказывает предстоящим, что дьявол приносит (просит?) жертву такую-то, коя и отдается»[5]. Здесь, безусловно, значимым является развернутое описание шаманского костюма «кольчуги» с изобилием металлических элементов – вероятнее всего, как можно судить по этнографическим аналогиям, это была одежда с металлическими бляшками и подвесками воронковидной формы, которые встречаются на костюмах XIX-начала XX веков.


Маска шамана. Эвенки. Забайкалье, Нерчинский округ. Начало XX в.

Присутствие на шаманской одежде изображения змей («змеиные головки») само по себе весьма любопытно, поскольку присутствие культа змеи в шаманстве эвенков далеко не очевидно. Не менее существенным замечанием в тексте оказывается личная сугубо материальная заинтересованность шамана как мотив или повод для совершения камлания – хотя, надо полагать, она не составляла единственных причин и поводов для совершения ритуалов.


Ритуальный фрак и нагрудник эвенкийского шамана начала 20-го века.

Особенно интересно то, что согласно тексту «Описания...», экстаз шамана в процессе камлания на взгляд наблюдателя определенно оказывается мнимым («как бутто был в великом исступлении ").



Эвенкийский менкв – дух, помощник шамана (железо) (начало 20 века).

Любопытно и оригинально по сравнению с другими источниками изложение шаманского ритуала эвенков, исполнявшегося в целях помощи роженице: «Когда ж женщина мучается долго родами, то срубает шаман пень, колотит в него клин, штоб скорее от бремени разрешилась, и беспрестанно из находящихся с шаманом людей подслушивают у юрты и друг другу сказывают, што скоро родит или еще нет. После тово и клин либо более, либо менее колотят, родившему же младенцу шаман нарекает имя, но штоб в той семье было ново»[6]. Трудно сомневаться в том, чтобы наблюдатель не заметил в созерцаемых им действиях шамана элементы симпатической магии.


Хорольхон – старший шаман эвенкийского рода Комбагыр в полном облачении (1926 год).

Не менее существенно для характеристики шаманства непременное присутствие посторонних зрителей – тех, кто выполняет при совершения камлания второстепенные функции. В данном случае в этой роли выступают те люди, кто находится вблизи юрты – подсказывают шаману состояние роженицы и тем самым не только позволяют шаману подстраивать свои магические манипуляции с пнем и клином под течение родов, но и наблюдают воочию всю сверхъестественную силу могущества шамана, проявляемую в ритуале. Ценной является и ремарка о наречении новорожденного ребенка именем «штоб в той семье было ново». У эвенов, наиболее близких эвенкам по культуре и языку, еще и в наши дни бытует запрет давать новорожденным детям имена, которые носят их старшие родственники, если те еще живы. У чукчей, сохранявших традиционные имена до 30–40-х годов XX века, среди других форм наречения ребенка именем бытовал обычай давать новорожденному ребенку имя, представляющее собой видоизмененное имя кого-либо из родственников, если тот был жив: поскольку многие чукотские имена представляют собой сложные слова, то модификация личного имени не вызывала трудностей.


Реконструкция головного убора с наспинной лентой эвенкийского шамана конца 19 века. Закрывающие лицо полоски кожи во время камлания "отгораживали" шамана от реальности среднего мира. Жгуты из кожи, ткани и меха изображали шаманские "дороги" по мирам вселенной. Согласно сибирским верованиям, вышивка подшейным волосом оленя - муеллэ - обладает магическим свойством. Олень считался символом чистоты, его рога ассоциировались с вершиной мирового древа.

Реликтом этого обычая является сохранение в репертуаре фамилий чукчей, восходящих к личным именам, множества имен, содержащих один и тот же корень, например, выквын 'камень,' ы'ттъын 'собака' к'ора-н»ы 'олень', кэле 'злой дух, «черт» и т.п., от которых могли образовываться десятки имен. В том, что имя новорожденному ребенку давал шаман, можно предполагать пережиточную форму обычая установления того, кто именно из умерших родственников возвратился в мир живых людей в облике данного младенца, вытекающего из характерных для тунгусских народов представлений о реинкарнации.


Один из фрагментов «Описания Тобольского наместничества» содержит описание нескольких последовательно совершенных шаманских ритуалов, связанных с избавлением от заразной болезни. Приведем этот фрагмент: «Прежде Чепогирей (эвенкийский род Чапогир – А.Б.) было человек до тысячи, но многие вымерли оспой следующим случаем. Один из них был взят в город Енисейск аманатом на год, што в то время по частым бунтам и необходимо было. Он, заразившись оспою, бежал в свою волость, от нево и протчия заразились. В то же время был славной шаман, который предприял свою собратию от злодейства оспы избавить. На претолстом дереве вывертел дыру, штоб человеку можно было пролесть, которой из оной выползет, то шаман ту минуту дыру заткнет, штоб оспа осталась на другой стороне дерева, и так помешкивая пущая один за другим. После тово начал шаманить и обратясь ко всем сказал, што нет способу свободится, мы все пропадем, но еще приказал зделать земленой бугор со внутренным насквозь сводом, штоб человеку пролесть, и зделал такой же обряд, как и з деревом, но и то не помогло. Бросился шаман в реку Подкаменну Тунгуску, а за ним и другие, иные на оленях, протчие вплав, как и женщины, где бедно живот свой скончали от быстрины воды, а другие не могли вытти от утесистых берегов, хотя в том месте река и не широка. А малое число вышедших и оставшихся на берегу бежали далее и тем спаслись»[7].



На фотографии (по краям) два очень известных эвенкийских шамана (1926 год).

Здесь нет сомнения в том, что для наблюдателя, изложившего рассказ о попытках шамана избавиться от оспы, стали очевидными мировоззренческие и семиотические представления, которыми руководствовался шаман в своей практике. В данном фрагменте последовательно описывается, как шаман, пытаясь избавить своих сородичей от заразной болезни, три раза подряд осуществлял ритуал преодоления преграды, создаваемой или избираемой с целью перейти в иную пространственную сферу, недоступную для болезни. В первый раз это было дерево с проделанным в его стволе отверстием – своеобразное сочетание естественного предмета-преграды и артефакта-прохода в преграде, во второй раз – искусственный насыпанный бугор со сводом, или целиком искусственная преграда, в третий раз подлежащей преодолению преградой между разными часятми пространства послужил целиком естественный географический объект – река. Функциональная семиотическая значимость прохождения через преграду в ритуале, совершаемом шаманом, в тексте данного источника настолько очевидна, что наблюдатель явно не мог не заметить истинного смысла действий шамана по «разграничению» пространства с целью избавления от болезни, и того символического значения преграды, о котором столь вдохновенно писал М.Элиаде[8]. Исходя из данного текста, трудно сказать, имело ли преодоление реки чисто условное значение, или это действие было сопряжено с медицинскими или экологическими знаниями, однако можно не сомневаться в том, что те два предыдущих действия, которые шаман придумал и заставлял проделать своих сородичей, в немалой мере лишь способствовали распространению заразной болезни. Остается неясным, являлась ли коллективная переправа через реку во время перекочевок тем средством избавления от инфекционных заболеваний, и насколько было бы правомерно отнести этот обычай к традиционным медицинским познаниям эвенков.


Данный шаманский ритуал представляет значительный интерес для изучения медицинской шаманской практики (ритуалов, связанных с лечением больного), поскольку он имеет аналогии в описаниях действий шаманов, относящихся как к XVIII веку, так и близких к современности. Сходные действия шамана описал Я.И.Линденау у эвенков Охотского побережья на поминках, устраиваемых через год после смерти: Я.И.Линденау описывает этот ритуал следующим образом: «Через год устраивают поминки – Aktilirauw (слово не прочитано – А.Б.). Берут кусок гнилого дерева, потому что оно мягкое и его можно резать, и делают из него болвана, которй должен изображать умершего. Его одевают и ставят на постель, где спит вдова или вдовец. После этого приходят соседи из других жилищ и приносят с собой самые лучшие кушанья. Тут же душат оленя, отваривают мясо и его со всеми прочими кушаньями предлагают болвану. После этого приходит шаман с бубном и начинает камлать. Он берет кусок от каждого кушанья и подносит болвану ко рту, потом опять отнимает и сам это съедает, курит трубку и дует дым на болвана. После этого все начинают есть и поедают все, что припасено. Поев, шаман опять начинает камлать, а по окончании ему приносят кишку, через которую пролезают все присутствующие. После этого шаман перерезает ее со словами, обращенными к болвану: Asillahujiatept Oekelmuntschanra, nowirackel, oekelnowira Mutschanadi, hutalningira. По-русски это означает: «Довольно смотреть друг на друга, довольно, не возвращайся, не порти нашу охоту и не делай никакого вреда своим детям!»


Когда шаман это проговорит, то с болвана срывают одежду, один берет его, выносит из жилища и вешает на дерево или бросает от себя, как ничего не стоящую вещь. После этого покойнику вообще не устраивают поминального угощения»[9]. Мы читаем текст этого ритуала так: Esille (=ekellu) kojetmette, ekel mucunra, nejir ekel, ekel nejir mucunda, hutel ningira. Перевод прочитанного текста выглядит следующим образом: «Не смотрите друг на друга, не возвращайся, не возвращайся снова, не возвращайся снова, дети заклинают»[10]. Аналогичный ритуал, способный, по воззрениям исполнявших его, избавить от эпидемической болезни, существовал у чукчей: обряд прохождения людей под составленным из палок подобием арки, на которой повешена собачья кишка, до конца 30-х годов сохранялся у чукчей Анадырского района Чукотки как средство защиты от эпидемий (полевые записи автора: сообщение Ивтэка Унуковича Березкина, 1929 г.рождения. уроженца Ваежской тундры). Отголоски такого же обряда сохранилось также в фольклоре верхнеколымских юкагиров: шаман, заманив старуху-духа болезни в дом, обматывает его собачьими кишками; старуха-дух болезни не может выйти из дома, после чего люди навсегда покидают это место[11].


Автор материалов к «Описанию Тобольского наместничества» дал нам почти исчерпывающую картину действий эвенкийского шамана и его занятий. Выше уже были отмечены помощь шамана при родах и способы шаманского избавления от эпидемического заболевания. В материалах «Описания...» имеется также характеристика действий эвенкийского шамана, связанных с предсказаниями будущего – обычным предназначением эвенкийских и эвенских шаманов, а также шаманов народов Крайнего Северо-Востока. Рассказывая о верованиях эвенков, он отметил, что эвенки «имеют шаманов, которыя почитаются у них вместо попов и им предсказывают, что почти нередко для них сбывается, которые в великой у них доверенности. Для каковых предсказаний сбираются по нескольку в один чум, где на средине раскладен бывает огонь. Все сядут, поджав под себя ноги, и, нагнувшись, смотрят в огонь. Причем происходит у них пение и бьют в бубен. А несколько погодя шаман встает и начинает разнообразно прыгать около огня весма высоко и между тем неоднократно бросаетца в огонь, а иныя уходят в землю. Бывают недолгое время невидимыми, а толко слышат сидящия один ево голос, и опять являются зрителям. А потом, будучи обременен навешенными железными бляхами и болванчиками, выскакивает ис чума вон дымником кверху, и помешкав на улице, входит тем же дымником или дверми. Уставши же весма, лежа на земли, отдыхают так, как в обмороке, и, опомнившись, начинают петь и призывать умерших своих родственников, кои были прежде такия ж шаманы. И после сидячим рассказывает о том, что он видел и слышал, о чем каждый из них и вообще все загадывали»[12].


В данном описании, в отличии от тех фольклорных материалов с шаманскими камланиями на предсказание будущего, которые содержащих текст изложения шаманского видения будущего[13], представляет большой интерес чисто визуальная сторона ритуала, которая отсутствует в фольклорных описаниях (это и понятно: фольклорные тексты адресовались тем, кто и без того был хорошо знаком с шаманской практикой предсказания будущего. Примечательно, что при камлании, направленном на предсказание будущего, шаман может направиться в верхний мир (т.е. выпрыгнуть через дымовое отверстие), или пойти в нижний мир («а иныя уходят в землю»). Сообщение же о том, что шаман может броситься в огонь, очевидно, также относится к тому, что шаман стремится «увидеть» будущее в верхнем мире: здесь автор «Описания... «наблюдатель, похоже, в единственный раз за все время наблюдения за шаманскими действиями оказался жертвой шаманского гипноза. В составленном им тексте дважды отмечено то, что шаманские ритуалы эвенков совершаются в закрытом помещении-чуме при горящем посреди него огне – об этом говорится в характеристике рассматриваемого ритуала предсказания будущего, а также в том фрагменте описания, который был рассмотрен первым, и где говорится, что шаман при общении с духами-помощниками «скачет около огня». Совершенно очевидно, что и то закрытое полутемное пространство жилища, где помещались зрители – непременные участники шаманского ритуала (видимо, собственно шаманские действа без зрителей невозможны в принципе, поскольку без зрителей шаманская практика превращается в колдовство), и яркий свет огня, освещающий «сцену» и главного актера-шамана, являются в ритуале средством создания у наблюдающих гипнотического или гипноподобного эффекта, сходного с тем, какой создает у зрителей освещение сцены в современном театре. Что касается характеристики шаманского костюма, то здесь привлекает внимание наличие на нем «болванчиков», то есть изображений духов-помощников шамана. Если в первом из рассмотренных фрагментов «Описания» в качестве элемента костюма шамана фигурировали изображения змей, то в данном тексте духи-помощники шамана имеют антропоморфный характер. Очевидно, духи-помощники шаманов у эвенков имели как антропоморфный, так и зооморфный характер; то же самое имеет место у эвенов, однако у последних в виде изображений на шаманских костюмах и других шаманских атрибутах преобладают антропоморфные фигурки, различающиеся по сезонному характеру и этнической принадлежности своего костюма. Характерной подробностью является и призывание шаманом умерших родственников, очевидно, также выступавших в роди помощников шамана, а ремарка «кои были прежде такия ж шаманы», очевидно, может быть свидетельством того, что шаман в процессе камлания призывал себе на помощь тех умерших родственников, кто обладал шаманским даром в наибольшей степени.


Что касается совершаемых во время ритуала прыжков шамана, которые позволили ему покинуть чум через дымовое отверстие, то здесь, насколько мы можем судить и как бы это ни было странно для современного исследователя, мы должны всецело верить изложению. Из этнографических и фольклорных материалов нам известно, что одним из необходимых умений воина у тунгусов (эвенов и эвенков) и у народов Крайнего Северо-Востока было умение выпрыгивать из жилища вверх через дымовое отверстие[14]. Выражение «халкамчали мэлун»чин» – «выскочил через верхнее отверстие жилища, у которого скрещиваются опорные жерди-халкамча» весьма часто встречается в сказках и преданиях эвенов Охотского побережья. Таким образом, здесь в шаманском обряде эвенков реализована вполне прозаическая деталь, относящаяся к практике физических упражнений и военному делу, а отнюдь не чудесное свойство, составляющее вымысел или самообман наблюдателя.


«Описание Тобольского наместничества» как историко-этнографический источник выделяется среди других аналогичных документов XVIII века, содержащих сведения о духовной культуре народов Сибири и выгодно отличается от них объемом информации и ее достоверностью. Аналогичный источник – «Описание Иркутского наместничества», составленный в 1792 году и опубликованный также лишь недавно, содержит значительно меньше сведений о шаманстве эвенкой и других народов Сибири, а некоторые из его сообщений относятся к иным народам, нежели это указано в данном документе. Так, в нем говорится: «Коряки также с отменным уважением поклоняются солнцу и луне, а сверх того имеют вместо идола обвешенные оленьею кожею человеческие кости»[15]. Обычай хранить кости умерших шаманов, о котором здесь говорится, характерен только для юкагиров. Употребление этнонима «коряки» здесь явно ошибочно и основано на его внутренней форме. По-чукотски ак»оракы, ак»оракы-льын означает «не имеющий оленей, безоленный», это слово применимо к любому этносу, представители которого не являются оленеводами, и первоначально оно употреблялось применительно к приморским чукчам, а позднее – к оседлым приморским корякам. И.К.Кирилов еще в середине XVIII века знал о том, что описываемый обычай характерен именно для юкагиров: «Те юкагири знатных своих мертвых, выпотроша засушивают и возят в своих юртах в платье, какое живые носят, а в кибитках сажают в первое место»[16]. Еще один пассаж в «Описании Иркутского наместничества», сообщает о том, что у тунгусов (эвенков) «Поныне не истреблено имя древних истуканов Ракмя, Жигиндора, или Дигаредо, Гукельлис, Аллараи, Гунарая»[17]. Если судить по контексту, составитель данного «Описания» принял приведенные слова за теонимы, относящиеся к языческим верованиям эвенков. Однако довольно очевидно то, что здесь наблюдатель принял за имена богов-»древних истуканов» либо выкрики шаманской пляски, либо, что для ряда слов едва ли не более вероятно, запевные слова эвенкийского хороводного танца «Ехорье».


Сведения о шаманстве эвенков, содержащиеся в «Описании Тобольского наместничества», выделяют этот источник среди других материалов по этнографии народов Сибири XVIII века как уникальный документ, в котором наряду с фактологическим компонентом представлена и точка зрения наблюдателя. В отличие от многих путешественников и ученых своего времени, составитель «Описания Тобольского наместничества» смог адекватно оценить и тот театрально-зрелищный компонент шаманских обрядов эвенков, который оставался вне поля зрения исследователей культуры народов Сибири в течение весьма продолжительного времени. Весьма ценны сообщения о том, что шаманские манипуляции могут быть основаны на личной материальной заинтересованности шамана, что сближает этот текст с более ранними наблюдениями С.П.Крашенинникова над практикой шаманов народов Камчатки: «В 1739 году случилось мне видеть в Нижнем Камчатском остроге славного Укинского [корякского – А.Б.] шамана именем Карымляча, которого не только тамошние язычники, но и казаки за великого знатока почитают, наипаче для того, что он колет себя ножем в брюхо и пьет кровь свою: однако все оное было толь грубой обман, что всякому можно было бы приметить, есть ли бы кто не был ослеплен суеверием. Сперьва бил он несколько времени в бубен на коленях стоя, после того ножем колол себя в брюхо, и выманивал рукою кровь из раны, коей не было: наконец таскал из-под шубы по целой горсти крови, и ел облизывая персты. Я между тем довольно смеялся, что он свое дело так худо знает, что к нашим Ташеншпилерам не годится и в школу (нем. Tashenspieler имеет значение 'фокусник', но, возможно, здесь имеются в виду воры-карманники – А.Б.). Нож, которым он колоть себя притворялся, спускал он вниз по брюху, а кровь спускал из пузыря, которой был под пазухою»[18]. Особый интерес в данном источнике представляет описание шаманских обрядов с целью избавления от оспы, семиотический смысл которых оказался настолько понятным автору «Описания...», что он сумел выразить его в своем тексте, а также некоторые черты шаманских обрядов, имеющие подчеркнуто «театральный» характер. При комментировании фрагментов «Описания Тобольского наместничества» стоит также отметить то обстоятельство, что по крайней мере некоторые типы шаманских обрядов эвенков и других народов Сибири обязательно требовали присутствия зрителей и их совершение без значительного числа присутствующих, очевидно, не имело смысла.


Изучение текста «Описания Тобольского наместничества», которое оказалось весьма полезным источником по этнографии народов западной Сибири, а также других документов, которые могут быть привлечены к исследованиям по сибирскому шаманству, наглядно показывает нам, что ранние материалы по истории и культуре народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, относящиеся к XVIII-XIX векам, еще не только полностью не изучены, но даже далеко не исчерпаны. В этой области и в наши дни возможны еще настоящие открытия.


Бурыкин А. А.


www.zaimka.ru

______________________

Годовой цикл жизни эвенков 18-19 веков

Годовой цикл эвенков начинался с весны.

В период ТУРАН (прилет ворон - март) по окончании зимней пушной охоты эвенки переходили в лощины, где начиналась лыжная охота гоном на лосей и других парнокопытных.

Так продолжалось до периода ХОНКАН (время отела парнокопытных - апрель), когда эвенки переходили к рекам и занимались рыболовством.

В период ДУКУН (май) уходили на земли, богатые гарями и готовились к охоте на оленей. Чумы ставили на опушках неподалеку от речек, где в свободное время могли рыбачить.

В период ИЛАГА (цветение ягод - июнь) перекочевывали вверх по рекам, в скалистые леса.

В ИЛКУН (наливание ягод - июль) спускались к рекам и озерам специально для рыболовства. На реках ставили вершки на хариусов и щук, на озерах ловили рыбу (таймень, ленок, окунь). По ночам лучили с доски.

С половины периода ИРЭН (обдирание коры лиственницы парнокопытными) эвенки уходили в горы.

К периоду ИРКИН (обдирание рогов - август) примерно к 1 сентября перекочевывали в травянистые долины, богатые хвощем, где начиналась охота с трубой "ОРЕВУН".

Осенью в период УГУН (с началом образования льда на реках и озерах - сентябрь) откочевывали в глухие лесные места для охоты на пушного зверя (соболь, выдра, росомаха, белка).

В период МИРЭ (плечо - декабрь) выходили на обменный торг на ярмарки. И затем опять возвращались в тайгу и охотились до периода ТУРАН.
Народные способы охраны здоровья детей

Для охраны здоровья ребенка у эвенков существовал ряд оберегов.

  • чтобы прекратить болезнь, ребенку дают страшное имя, чаще название земноводных и насекомых;
  • чтобы не болели зубы - не позволяли совать в рот челюсть оленя;
  • чтоб не болел язык - не разрешали плевать в огонь;
  • не разрешали бросать в огонь шишки и бересту - чтоб не простудился;
  • чтоб не страдать недержанием - мочиться около огня;
  • чтоб не болело сердце - есть околосердечную сумку;
  • не считали детей, указывая пальцем - чтоб не отбить память;
  • следили, чтоб не бегал в одной унте и не падал на спину - признаки раннего сиротства;
  • чтоб не надевал две шапки, что было признаком двоеженства;
  • чтоб маленький ребенок не плакал, ему в рот вкладывали кончик сырого оленьего языка, сквозь который продевалась палочка;
  • после шести месяцев начинали прикармливать чаем с оленьим молоком.

evenkya.ru

_______________________

Эвенки-орочоны, малоизученная группа эвенков, имели специфические особенности в языке, хозяйстве, социальном строе, материальной и духовной культуре, в том числе в религиозных воззрениях.

Хронологические рамки охватывают период от позднего плейстоцена (18 –15 тыс. лет назад) до позднего средневековья (XY–XYII в. в.).

Северная часть Верхнего Приамурья в силу географического положения в древности входила в зону формирования этнических общностей. Поэтому изучение древнего наскального искусства региона помогает глубже понять многие узловые проблемы, связанные с духовной культурой многих народов населяющих территорию Приамурья, в том числе и эвенков-орочонов.

В эпоху палеолита в развитии наскальной живописи более четко прослеживаются две тенденции, которые впоследствии оформляются и выделяются в самостоятельные историко-культурные общности «степняков» и «таежников». В плейстоцене основным объектом промысла были крупные животные и животные, ведущие стадный образ жизни. В наскальных рисунках таежной зоны Приамурья ведущее место занимает зверь, служивший основным источником существования: носорог, бизон, лошадь и т. д. Но, с изменением климатических условий, сменились и объекты промысла. Этот период в наскальном искусстве характеризуется появлением изображений человека-охотника со своими духами-помощниками в зоо-, зооантропомормном и птицеобразном обличьях. Все изображения выполнены красной охрой сплошными контурными линиями или заливкой по контуру.

 

Бырка

 

Нюкжа

Бутиха

Установлено, что по стилистическому написанию и тематике сюжетов, начиная с раннего неолита, петроглифы четко делятся на два стиля: таежный и степной. В конце неолита в таежный стиль вклинивается свежая стилистико-тематическая волна. С этого момента таежный стиль разделяется на охотничий и оленный. Степной стиль характеризуется изображениями антропоморфных фигурок, расположенных цепочками оградок, заполненных округлых пятен, птиц, змееобразных существ.

Урулюнгуй I

Нортуй I

Оленеводческие петроглифы сохраняют неолитические традиции в написании животных и антропоморфных фигур, но при этом на них появляются оленеводческие сцены. По богатству сюжетов оленеводческие петроглифы гораздо выразительнее предшествующих неолитических. На них появляются магические сцены с солярными знаками, отражено возникновение животноводства.

Средняя Нюкжа

Средне-Шайкино

В эпоху раннего железного века и средневековья в наскальном искусстве северной части Приамурья происходят существенные перемены. Совершенно исчезают рисунки степного и охотничьего стилей. Рисунки, выполненные в оленном стиле, наблюдаются вплоть до XYII в. Они продолжали сохранять древние стилистические особенности в написании животных и антропоморфных фигурок без рук и с рожками на головах. На рубеже нашей эры в наскальном искусстве Приамурья возникает совершенно новая манера, характеризующаяся мифологическими сценами со змееобразными существами. Появляются новые образы Богов в человеческом облике, они огромных размеров, а люди рядом с ними кажутся крошечными. Но этот стиль очень быстро исчезает. Хронологические рамки изображений этого стиля не установлены.

Онен

Исследуя имеющийся материал, можно сделать вывод, что традиционные верования и представления о мире эвенков-орочонов на рассматриваемой территории практически не освещены. О них имеются лишь отдельные сведения у Р.К. Маака, Г.Е. Грум-Гржимайло, Н.Г. Госсовского и в общей характеристике религиозных представлений эвенков у Г.М. Василевич.

На основании изученных материалов, можно сделать следующий вывод, что традиционные представления об окружающем мире эвенков-орочонов являются сложной системой, включающей различные по своим историческим и социальным корням элементы, принадлежащие к различным временным пластам. Все они были трансформированы шаманством, в них можно лишь вычленить дошаманские элементы. При этом надо иметь в виду, что традиционные верования дошли до нас сильно изменившимися. Каким образом происходил переход от древнейших дошаманских представлений, верований и обрядов к шаманизму по имеющимся материалам можно судить лишь приблизительно. Этот вопрос требует дальнейших углубленных исследований. Можно лишь сказать, что в конце XIX – начале XX в. в. религиозные верования эвенков-орочонов представлены шаманизмом в стадии политеизма.

 

Ритуальный шаманский cтолбик сэргэ,
изображающий вселенную.

Покровитель растительного и животного
мира – сэвэки.

Представления эвенков о верхнем мире,

Очень значимое место в системе традиционных верований эвенков-орочонов занимали верования и обряды, связанные с промысловой деятельностью, цель которых – обеспечить успех в охоте и рыболовстве. В основе обрядов, правил и поверий лежат многочисленные наблюдения за жизнью животных, природой, своеобразная промысловая этика. Культовое отношение к лосю, оленю, медведю, волку формировалось тысячелетиями. Это было обусловлено не только могучей силой этих животных, но и тем, что они играли важную роль в повседневной жизни северных охотников, давали мясо, теплую шкуру для одежды, кость. Среди пушных зверьков почитались белка и соболь – объекты пушного промысла. По всей вероятности, поверья и обряды, связанные с этим промыслом сформировались позднее, в то время, когда на пушнину возник спрос и она стала единственным источником денежных средств у кочевников.

В общей картине шаманизма народов Центральной Азии, Сибири и Дальнего Востока эвенкийский шаманизм отличается высоко развитым политеизмом (многобожием) и сложностью обрядового комплекса. Как любое общественное явление он имеет свою структуру и выполняет целый ряд социальных функций. Главное и характерное в шаманизме – обожествление сил природы и умерших предков, вера в то, что в мире существует множество богов и духов и с помощью шаманов можно влиять на них для обеспечения счастья, здоровья и благополучия, отвращения беды. Все шаманские обряды можно условно разделить на три группы. Первая группа связана с заботой о душах сородичей: это обряды, отражающие поиски и водворение на место «ушедшей» или «уведенной» души, «добывание» детских душ и проводы души покойного в мир мертвых. Вторая группа отражает заботу о материальном благополучии рода (обряды сэвэкан и синкелаун, всевозможные предсказания и гадания). Третья группа характеризуется обрядами, связанными со становлением шаманов, шаманскими духами и изготовлением шаманской атрибутики. Изменение традиционного образа жизни, более продолжительное знакомство с русскими привели к тому, что восстановить всю систему их прежних представлений и обрядов в настоящее время очень сложно.

Таким образом, наскальная живопись северной части Амурской области является ярким свидетельством самобытности древних культур данного региона и служит ценным историческим источником изучения местных этносов, в том числе и эвенков-орочонов, и формирования их культур. В наскальной живописи эвенков-орочонов четко прослеживается преемственность культур и поколений от древнекаменного века до современной таежной жизни. Сюжеты, рассматриваемые исследователями, присутствуют в настоящих легендах и преданиях современных эвенков. Отдельные персонажи охотничьей магии и раннего скотоводства, впервые прослеженные на памятниках наскальной живописи, с большим искусством и знаниями интерпретируется современными эвенками.

festival.1september.ru

Share this

Комментарии

re

The business loans are essential for guys, which are willing to start their own company. In fact, it is very easy to receive a secured loan.



Dr. Radut | blog